Арине влетело

Арина знала, что за первую двойку в университете ей наверняка влетит, и относилась к этому спокойно. Или старалась делать вид. «Двойка – значит, порка!» сказала ей мама давным-давно, во времена начальной школы, и с тех пор ни разу не отступила от своего правила. Била она быстро, резко, без пауз, толстым кожаным ремнем, пока на голой попе дочери не выступали синяки. После порки девочка обычно отправлялась в угол на час или два (непременно со спущенными трусами), а по окончании срока могла чувствовать себя свободной и очищенной от грехов. В детстве экзекуции сопровождали неизбежные крики, слезы и мольбы о прощении, но после Арина привыкла и, как правило, выдерживала взбучку молча или слегка постанывая. Она даже находила в маминых методах свои преимущества . Многие ее подруги после плохих оценок неделями сидели под домашним арестом с запретом на Интернет и любое общение, и Арина им вовсе не завидовала. Как в тюрьме. Лучше уж получить ремня и расслабиться. При этом, конечно, она старалась учиться хорошо – ремень не сахар. И в основном получалось – в старших классах порки случались только изредка. Несколько раз за крупные проаинности Арину секли скакалкой, однако об этом она предпочитала лишний раз не вспоминать. Но теперь, когда надо было самой распределять время, встраиваться в процесс, привыкать к тому, что просто отсидеть все лекции и семинары, несколько раз ответив, вовсе недостаточно, и надо много работать дома... А работать дома она ой как не привыкла! И вот результат – не сданный вовремя реферат по введению в мировую культуру, прочерк в зачетке и пересдача. Пересдачи Арина не боялась – теперь-то быстро этот чертов реферат напишет, а уж на экзамене ей палец в рот не клади. А вот ремня получать не хотелось. Но куда деться?
Не застав маму дома, Арина открыла дверь своим ключом. Поставила чайник. Переоделась в домашнее. Заваривая чай, задумчиво поглядела в окно. Лучше, если обойдется без нотаций. «Мам, у меня двойка. – Снимай штаны!... Хрясь-хрясь-хрясь!». Так бывало, если мать уставала на работе или торопилась. Есть ли сегодня этот ее сериал? Хм... Но бывало и по-другому. Тогда мама принималась ее долго и нудно отчитывать, заставляя краснеть и переминаться с ноги на ногу в ожидании расправы. Впрочем, все равно все быстро кончиться. Надо набраться сил и терпения. Мысль увильнуть от наказания даже не приходила в голову. Виновата, чего уж там. «Двойка – значит, порка». Скорее бы только. Но ожидаемый скрип входной двери все равно заставил Арину содрогнуться, чуть не расплескав кипяток на стол.
- Привет, - громко сказала девушка, сдерживаясь и не выбегая в прихожую.
- Привет, привет, - она слышала, как мама закрывает дверь, вешает куртку на вешалку, садится, чтобы разуться. Что-то в голосе настораживало...
- Мам, я...
- Да, я знаю. У тебя недопуск к экзамену и пересдача. Доигралась, доленилась...
- Ну забыла я про реферат! Их столько было. Остальные оценки хорошие... - зачем она оправдывается? Толку-то...
- Это-то хорошо, - мама прошла в гостиную. Нарядная сегодня. В стильном голубом платье. Значит, сперва будет переодеваться, потом только драть. – Мне звонили из деканата.
- Тебе? Зачем?
- А затем, что ты у нас пока несовершеннолетняя, - ну да, в прошлом году совершеннолетие подняли до двадцати одного года. Пока никто толком не успел привыкнуть. – Налей и мне, - мама прошла на кухню. Странно. Обычно сама старается закончить с поркой быстрее. Даже если и сопровождает ее нравоучениями.
- Исправлю я. Исправлю. И будет хорошая оценка. Это же не школа, тут... - что-то же надо говорить. Не сказать же самой: «Всыпь мне уже ремня и отстань».
- Исправить-то исправишь. Но, - мама пригубила чай. Посмотрела на дочь исподлобья. – Тебе что же, не сказали про изменения в уставе?
- Изменения? Нет, - что за черт? Что ей теперь, пересдать не дадут? Не может быть...
- А жаль. Впрочем... - мать как-то нехорошо улыбнулась. – В целях повышения успеваемости у вас на факультете введены телесные наказания. Розгами. За двойку – семьдесят ударов. К пересдаче допускают только после наказания. Я, конечно, уже дала согласие.
- Согласие? – комната перед глазами Арины поплыла. Пороть в универе? Это казалось нереальным. Бредовым.
- Да, для порки нужно согласие родителей. И присутствие. Сечь будут в эту субботу. При всей группе.
- При группе? Сечь? Мам, ты шутишь? – Арина тряхнула головой. Какая-то чушь. Нет, что-то такое мелькало в новостях, но до того ли ей было во время сессии. – Я не дамся, чтобы меня лупили при мальчиках. И вообще...
- Тогда тебя исключат, - мать пожала плечами. – Придется поступать заново. Я бы не хотела. Ладно, встань из-за стола, - девушка покорно поднялась. – Снимай штаны, - разом полегчало. Конечно, это розыгрыш. Сейчас мама посмеется, выдерет ее, как обычно, и весь этот сюр закончится.
Отработанными движениями Арина стянула штанишки, аккуратно повесила их на спинку стула. Мать, однако, и не думала вставать. Сделала глоток, помолчала.
- Спускай трусы. И иди в угол.
- Мам...
- Иди-иди, - девушка быстро оказалась в углу, несмотря на болтавшиеся на коленях трусики. Замерла в обычной позе – нос в угол, руки по швам... - Стой так и думай. До вечера. Потом поговорим.
- До вечера? – так ее еще никогда не наказывали.
- Да. До ужина. Пороть я тебя пока не буду, раз послезавтра розог получать. Конечно, ты можешь отказаться. Но тогда... - мама сделала театральную паузу. – Тогда я не только сама тебя выпорю, причем не один раз, и не ремнем, а скакалкой. До нового поступления ты пойдешь работать уборщицей. Про компьютер и дорогие шмотки можешь забыть. И... - снова помолчала. – Лучше бы тебе как миленькая пойти в субботу на порку. Больно, стыдно, но ты заслужила! Стой, в общем, и думай, времени у тебя много.
...
Кабинет был полон. Посмотреть пришла вся группа в полном составе. К тому же троих наказуемых (надо же, всего троих!) сопровождали родители. Арина хмуро смотрела в пол, стараясь лишний раз не глазеть по сторонам. Мать сидела рядом, нарядившись, как на праздник. Впрочем, она и вела себя так же – улыбалась, смеялась, всем видом показывая, что не только не стесняется наказания дочери, но и премного им довольна. Их усадили в первом ряду. Впереди, там, куда Арина старалась не смотреть, рядом с доской стояла широкая лавка, обитая темной тканью, а рядом... Рядом из бадьи с, как она узнала позже, рассолом, торчали длинные прутья. Сидевший слева от Арины парень старался держать себя в руках, хотя глаза уже были на мокром месте. Его мать, суровая дама в платочке, застыла, как изваяние. Рыжая девчонка, пристроившаяся возле Арининой мамы, отчаянно крутилась и вертелась, стреляя во все стороны жалобными взглядами, а ее отец в пиджаке всеми силами делал вид, что его здесь нет.
Но вот перед собравшимися появился старичок декан и начал произносить какую-то бессмысленно-пафосную речь о правильном воспитании молодежи. Он пару раз сбивался и отпивал воды из стакана, а после совсем смешался и куда-то пропал. Его сменила заместительница, говорившая короче и бодрее. Затем она раздала родителям заявления о согласии на порку, которые следовало подписать вручную. Аккуратно расписавшись, мама протянула бумагу Арине и та поставила рядом свою закорючку. Упираться и качать права теперь не было смысла. Раз уж согласилась прийти и... Скорее бы. Вся эта процедура куда томительнее, чем ожидание маминого ремня. О том, что придется публично раздеваться, девушка заставляла себя не думать.
- Елена Лисичкина, вы первая! – громко объявила зам. декана. Рыжеволосая, которой так шла ее фамилия, неловко поднялась. Меж тем к скамье подошла высокая светловолосая девушка в шортах и майке без рукавов, открывавшей ее крепкие спортивные руки.
- Меня зовут Жанна, - представилась девица (лет двадцать пять, не больше). – Секу больно. Прошу любить и жаловать. Иди-ка сюда! – приказала она растерявшейся Лисичкиной. Девушка на негнущихся ногах подошла. – Снимай свою юбчонку!
В зале перешептывались. От официозного политеса не осталась и следа. Жанна разговаривала грубо, резко, в полном противоречии с атмосферой заведения. Но, возможно, именно это заставило Ленку повиноваться и быстро сбросить джинсовую юбочку, брошенную в стоявшую рядом корзину. За ней последовали колготки и трусы. После Жанна схватила девушку за ухо и уложила лицом на лавку. Стремительными отточенными движениями стянула ее руки и ноги кожаными ремнями. А потом раздался свист розги и громкий девчачий визг.
- Смотри-смотри, - прикрикнула мама на попытавшуюся отвернуться Арину. – Скоро и тебе то же самое будет!
Жанна порола крепко, умело, с перерывами, оставляя на попе Лены красные просечки. Та отчаянно вопила и ревела, но экзекуторшу эти звуки нисколько не трогали. Конечно, Ленка неженка. Возможно, ее раньше и вовсе не пороли. Но вздувавшиеся один за другим рубцы говорили сами за себя. Арина поежилась. Она еще никогда не пробовала розги. Только читала в книжках. Вроде бы соленые – это очень больно... Ленкины визги оглушали. Хоть бы ей рот заткнули, что ли. Разболелась голова. Почему-то затекли ноги, но она старалась не ерзать. Не показывать же, что нервничает...
- Сойкина Арина! – грянул голос заместительницы декана. Что, уже?! Мать толкнула ее в бок. Арина встала и, как во сне, на негнущихся ногах, пошла к лавке. Лена стояла у доски, повернувшись к залу голой исхлестанной попой, но Арине сейчас было не до нее.
- Штаны снимай! – приказала Жанна. Девушка почувствовала исходивший от нее запах пота. Стянула вниз джинсы. Только потом поняла, что надо разуться. В смешной позе сняла туфли. Рывком стащила колготки и трусы. В зале раздавались смешки. Черт... - Не возись! Вещи в корзину.
Жесткая рука вцепилась в ее ухо и потащила к лавке. Аа, зачем же так выкручивать, она может сама... Ее, как полено, кинули на скамью. Положила голову на левый бок, отвернувшись от зрителей. Толку-то, им все равно все видно... Ремни стянули руки и ноги. Ну вот, она лежит перед всей своей группой с голой задницей. И ей дальше с ними учиться. Подколки и хихиканья за спиной обеспечены. И все из-за чего? Из-за какого-то чертова реферата. А потом свистнула розга и жгучая боль в ягодицах выбила у нее из головы все прочие мысли.
Считать удары Арина не могла, но уже где-то после десятого завизжала, после двадцатого заорала, как резаная, а примерно с середины начала выть белугой. Жанна хлестала размеренно, то и дело с оттяжкой, время от времени стегала по ляжкам. Арина дергалась, билась в путах, изо всех сил натягивала ремни, билась о лавку (позже на руках и ногах вылезли многочисленные синяки). Она впала в полуобморочное состояние и даже не заметила, что все закончилось.
- Вставай давай, - велела Жанна, развязав ремни. Где-то минуту Арина лежала, приходя в себя и хватая ртом воздух. – Встала, нечего валяться! – ее подняли, снова за ухо. Но кричать не было сил. – Тут еще один клиент. А ты иди к своей подружке. Руки по швам, попой к залу!
Арина пошла, чувствуя, что тело не слушается и вздрагивает. Встала возле уже успокоившейся и проревевшейся Лены. Заставила себя успокоиться. Что разнылась, можно подумать, не пороли раньше! Боль отступала. Возвращался стыд. Поплотнее сдвинула ноги
- Воробушкин Александр! У вас две пересдачи, потому сто сорок розог.
Голоса доносились издалека. Закрыла и открыла глаза. Белая доска. Размяла шею. И так до конца стоять? Лене тоже до конца? Нечестно как-то. Впрочем, что хуже... Соберись. Представь, что стоишь дома, в углу, все как обычно...
- Снимай штаны. И трусы, - кажется, парень тоже тормозил. Громкий смех, на сей раз девичий. Ну хоть она не одна такая. Не так стыдно.
...
- Как, болит? – участливо спросила мама на трамвайной остановке.
- Да уже почти нет, - действительно, боль от розог ушла быстро. Арина свободно ходила и даже присаживалась без особых мучений. – Голова раскалывается.
- Дома таблетку примешь. А раз уже не больно, то... - мать ухмыльнулась. – Дома получишь ремня! Одна порка – хорошо, а две лучше. А еще все каникулы без прогулок и Сети.
- Мам! – девушка в ужасе отшатнулась.
- А ты как хотела? Думаешь, мне приятно, когда мою дочь сечет чужая девка, будто я не справляюсь? Нет, теперь уж я порядок наведу!

Хороший рассказ. Мне очень понравилось.

Я бы хотел учиться в таком университете! Когда я был студентом, меня отчим так и так порол за упущения по учебе. И за другие упущения тоже. А тут бы выпороли бы при всей группе. Оно, конечно, было бы стыднее, но раз стыднее, то и наказание было бы более действенным. Подействовало бы на большее время.

И с другой стороны в таком университете можно было бы на красивые попки девушек-согруппниц посмотреть. Выбрать девушку стойкую во время порки и с красивой попкой и начать за ней ухаживать.

И была бы возможность и девушкам показать свою стойкость во время порки, и вообще что там у меня есть в штанах. Никогда не считал, что у меня в штанах есть что-то, что может девушек отталкивать. Скорее наоборот – привлекать. Конечно, стойкость во время порки это не самое главное, что привлекает студентку в парне, но, я думаю, в какой-то мере привлекает. Во всяком случае, моих подружек-студенток синяки от порки на моей попе не отталкивали, а, скорее, привлекали.

А уж в отношении девчонок-школьниц это вообще был чудо-ключик. Несколько раз я в старших классах (с седьмого по десятый, то есть когда впервые по-серьезному мальчики начинают засматриваться на девочек, а девочки на мальчиков) бывал выпорот в присутствии своих, примерно, сверстниц. Всегда вел себя стойко: не кричал, пощады не просил. И во всех случаях, кроме одного, отношения с девочками после этого становились только лучше.

И хотя студенческий возраст это не то, что школьный, мне почему-то кажется, что если Александр Воробушкин перенесет порку стойко, то получит несколько приглашений на свидание от согруппниц.

А всякие смешки и переживания вроде Арининых: «Ах, как стыдно! Мне же с ними учится…» - в такой группе скоро прекратятся. Если в первую четверть выпорют троих, во вторую – четверых, то к концу второго курса ужа половина будет поротых. А не поротые будут понимать, что легко могут стать поротыми. И будет, конечно, стыднее, чем домашняя порка, но не «Ах, как стыдно!» И да, «мне с ними учится», и я поротая в их присутствии, но и они поротые в моем присутствии.

В детстве, отрочестве, юности мне всегда хватало порки. Родители меня стали пороть с 5 лет, а лет с 8 синяки на попе были постоянно. Не успевали старые сойти, как мои родители, а потом отчим, считали, что я заслужил уже новой порки. Но когда я в 4-м классе узнал, что в мире есть страны, где детей порют не только родители дома, но и учителя в школе, моей несбыточной тематической мечтой стало, чтобы нас тоже в школе пороли. Прямо в классе, при всех, мальчиков при девочках и девочек при мальчиках. По причинам выше уже описанным. Уже в 4-м классе меня девичьи попки привлекали. А что стойкостью во время порки можно привлечь внимание девочки я узнал уже в 6 лет. Ну, а в студенческом возрасте я такую несбыточную мечту уже оставил.

посыл хороший, а написано - как топором нарубили. эх, эмилия, эмилия...

LM5950 пишет:посыл хороший, а написано - как топором нарубили. эх, эмилия, эмилия...

А вы свой рассказик сочините.

Олеся пишет:

LM5950 пишет:посыл хороший, а написано - как топором нарубили. эх, эмилия, эмилия...

А вы свой рассказик сочините.

будет время - найду и выложу своего старенького.
когда-то даже призы давали...

LM5950 пишет:посыл хороший, а написано - как топором нарубили. эх, эмилия, эмилия...

Сто лет не заходила на этот форум, и вдруг образовался какой-то наезжало)) "Пойди и плюнь ей в спину, пока она не видит, мне старику приятно будет"...
Короче, отключаю уведомления, и веселитесь дальше)

Эмилия пишет:

LM5950 пишет:посыл хороший, а написано - как топором нарубили. эх, эмилия, эмилия...

Сто лет не заходила на этот форум, и вдруг образовался какой-то наезжало)) "Пойди и плюнь ей в спину, пока она не видит, мне старику приятно будет"...
Короче, отключаю уведомления, и веселитесь дальше)

"а обманывать нехорошо!" (с) (про то, что сто лет на форум не заходила).
девушко, если писать не умеете, то учитесь, а если выкладываете бездарные поделки на публику - будьте готовы к отзывам! и это не всегда айфоноголовые мальчики будут, что на голую фотку вас развести надеются.
увы, такова селяви... или хорошая работа, или подобные комменты.

LM5950, сбавьте обороты.
Больше предупреждать не буду.

Олеся пишет:LM5950, сбавьте обороты.
Больше предупреждать не буду.

да забань уж сразу и профиль удали.
и сиди со своей эмилией. больше-то к вам, быдлу, никто не ходит.